|
[Alpha]
|
parallel languages reading service available in mobile learn English, while reading favorite books 1500 books in our base at the moment all texts are presented for educational purposes (learning foreign languages) |
full version |
|
 give us a feedback!
|
| 'My poor friend, you've had too much to drink.' | — Мой бедный друг, не иначе как вы выпили лишнего. |
| V | Глава пятая |
| 1 | I |
| I dawdled over my work in Paris. It was very agreeable in the springtime, with the chestnuts in the Champs Elysees in bloom and the light in the streets so gay. There was pleasure in the air, a light transitory pleasure, sensual without grossness, that made your step more springy and your intelligence more alert. I was happy in the various company of my friends and, my heart filled with amiable memories of the past, I regained in spirit at least something of the glow of youth. I thought I should be a fool to allow work to interfere with a delight in the passing moment that I might never enjoy again so fully. | Я не спешил заканчивать работу и уезжать из Парижа. Очень уж хорош он был весной, когда на Елисейских полях цвели каштаны и такой веселый свет озарял улицы. В воздухе была разлита радость, легкая, быстротечная радость, от которой походка становилась пружинистей, а мысли бежали быстрее. Я отлично себя чувствовал в обществе моих разнообразных друзей и, отдаваясь приятным воспоминаниям о прошлом, хотя бы мысленно воскрешал в себе горячность молодости. Не мог же я допустить, чтобы работа помешала этому наслаждению минутой, какого мне, возможно, уже никогда не испытать в такой полной мере. |
| Isabel, Gray, Larry, and I went for excursions to places of interest within convenient distance. We went to Chantilly and Versailles, to St Germain and Fontainebleau. Wherever we went, we lunched well and copiously. Gray ate largely to satisfy his enormous frame and was apt to drink a little too much. His health, whether owing to Larry's treatment or merely to the course of time, was certainly improved. He ceased to have racking headaches and his eyes were losing the look of bewilderment that when first I saw him on coming to Paris had been so distressing. He did not talk much except now and then to tell a long-winded story, but laughed with great loud guffaws at the nonsense Isabel and I talked. He enjoyed himself. Though not amusing, he was so good-humo ured and so easily pleased that it was impossible not to like him. He was the kind of man with whom one would have hesitated to pass a lonely evening, but with whom one might cheerfully have looked forward to spending six months. | С Грэем, Изабеллой и Ларри мы совершали экскурсии в разные интересные места, расположенные неподалеку. Побывали в Шантильи и Версале, в Сен-Жермене и Фонтенбло. Непременной частью всякой поездки был вкусный и обильный завтрак. Грэй съедал очень много, как того требовало его огромное тело, и, случалось, выпивал лишнего. Может быть, ему помогло лечение Ларри, а может быть, просто время брало свое, но он безусловно шел на поправку. Мучительные головные боли прекратились, и в глазах уже не было той грустной растерянности, что так не понравилась мне, когда я в первый раз увидел его в Париже. Говорил он мало, разве что начнет длинно и скучно о чем-нибудь рассказывать, но, когда мы с Изабеллой болтали всякий вздор, часто разражался громким одобрительным хохотом. Казалось, он всем доволен. Человек он был неинтересный, но до того незлобивый и нетребовательный, что невольно вызывал симпатию. Провести вдвоем с таким человеком вечер едва ли заманчиво, но перспектива прожить с ним бок о бок полгода не пугает. |
| His love for Isabel was a delight to see; he adored her beauty and thought her the most brilliant, fascinating creature in the world; and his devotion, his doglike devotion to Larry was touching. Larry appeared to enjoy himself too; I had a notion that he looked upon this time as a holiday that he was taking from whatever projects he had in mind and was serenely making the most of it. He didn't talk very much either, but it didn't matter, his company was sufficient conversation; he was so easy, so pleasantly cheerful that you didn't ask more of him than what he gave, and I well knew that if the days we spent together were so happy it was due to his being with us. Though he never said a brilliant or a witty thing, we should have been dull without him. | Радовала глаз его любовь к Изабелле. Он поклонялся ее красоте, считал ее самой блестящей, самой восхитительной женщиной в мире; и трогательна была его преданность, прямо-таки собачья преданность Ларри. А Ларри тоже, видимо, был вполне доволен жизнью. У меня создалось впечатление, что эту весну он воспринимает как передышку в своих напряженных, неведомых нам исканиях и спокойно дает себе отдохнуть. Он тоже был не особенно говорлив, но это не имело значения, самое его присутствие стоило любого разговора. Он держался так просто, так приветливо и весело, что большего от него и не требовалось, и я уже тогда понимал, что именно благодаря ему нам всем так хорошо вместе. Он не острил, не старался блеснуть, но без него нам было бы скучно. |
| It was on the return from one of these jaunts that I witnessed a scene that somewhat startled me. We had been to Chartres and were on our way back to Paris. Gray was driving and Larry was sitting beside him; Isabel and I were at the back. We were tired after the long day. Larry sat with his arm stretched out along the top of the front seat. His shirt-cuff was pulled back by his position and displayed his slim, strong wrist and the lower part of his brown arm lightly covered with fine hairs. The sun shone goldenly upon them. Something in Isabel's immobility attracted my attention, and I glanced at her. She was so still you might have thought her hypnotized. Her breath was hurried. Her eyes were fixed on the sinewy wrist with its little golden hairs and on that long, delicate, but powerful hand, and I have never seen on a human countenance such a hungry concupiscence as I saw then on hers. It was a mask of lust. I should never have believed that her beautiful features could assume an expression of such unbridled sensuality. It was animal rather than human. The beauty was stripped from her face; the look upon it made her hideous and frightening. It horribly suggested the bitch in heat and I felt rather sick. She was unconscious of my presence; she was conscious of nothing but the hand, lying along the rim so negligently, that filled her with frantic desire. Then as it were a spasm twitched across her face, she gave a shudder and shutting her eyes sank into the corner of the car. | На обратном пути из одной нашей поездки я стал свидетелем сцены, глубоко меня поразившей. Мы побывали в Шартре и возвращались в Париж. Грэй вел машину, Ларри сидел рядом с ним, а Изабелла и я — сзади. Все мы устали от долгого дня. Ларри вытянул руку вдоль спинки переднего сиденья. От этого движения рукав его рубашки задрался, обнажив узкое запястье и часть загорелой руки, поросшей тонкими светлыми волосками, которые золотило вечернее солнце. Меня поразило молчание и неподвижность Изабеллы, и я взглянул на нее. Она сидела окаменев, словно загипнотизированная, и часто дышала. Глаза ее были прикованы к этому жилистому запястью с золотыми волосками и длинным, тонким, но крепким пальцам. Я никогда не видел, чтобы на человеческом лице была написана такая неприкрытая голодная страсть. Это была маска похоти. Я бы ни за что не поверил, что прелестные черты Изабеллы способны выражать столь откровенную чувственность. Красота ее исчезла, лицо было уродливое и страшное. Оно наводило на мысль о животном, о суке в охоте, и мне стало нехорошо. Она не замечала меня, не замечала ничего, кроме этой руки, так непринужденно лежавшей на спинке сиденья и будившей в ней бешеное желание. Потом словно судорога прошла по ее лицу, она передернулась и отодвинулась в угол машины. |
| 'Give me a cigarette,' she said in a voice I hardly recognized, it was so raucous. | — Дайте мне сигарету, — сказала она, и я с трудом узнал ее голос, такой он был грубый и хриплый. |
| I got one out of my case and lit it for her. She smoked it greedily. For the rest of the drive she looked out of the window and never said a word. | Я дал ей закурить. Она с жадностью затянулась, а потом всю дорогу молчала. |
| When we arrived at their house Gray asked Larry to drive me back to my hotel and then take the car to the garage. Larry got into the driver's seat and I sat myself beside him. As they crossed the pavement Isabel took Gray's arm and, snuggling up to him, gave him a look which I could not see, but whose sense I could divine. I guessed that he would have a passionate bedfellow that night, but would never know to what prickings of conscience he owed her ardour. | Доехав до дому, Грэй попросил Ларри отвезти меня в гостиницу, а потом поставить машину в гараж. Ларри пересел на его место, я сел рядом. Пересекая тротуар, Изабелла взяла Грэя под руку, прижалась к нему и одарила его взглядом, которого я не видел, но о значении которого мог догадаться. Мне подумалось, что в эту ночь ложе с ним разделит очень страстная женщина, но он никогда не узнает, какими угрызениями совести вызваны ее пылкие ласки. |
| June was approaching its end and I had to get back to the Riviera. Friends of Elliott's, who were going to America, had lent the Maturins their villa at Dinard and they were going there with the children as soon as their school closed. Larry was staying in Paris to work, but was buying himself a second-hand Citroen and had promised to spend a few days with them in August. On my last night in Paris I asked the three of them to dine with me. | Июнь подходил к концу, мне пора было домой на Ривьеру. Знакомые Эллиота, собиравшиеся на лето в Америку, сдали Мэтюринам свою виллу в Динаре, и они должны были уехать туда с детьми, как только кончатся занятия в школе. Ларри оставался в Париже, но он уже присмотрел себе подержанный «ситроен» и обещал в августе приехать к ним на несколько дней погостить. В последний мой вечер в Париже я пригласил их всех пообедать. |
| It was on that night that we met Sophie Macdonald. 2 | И в этот-то вечер мы встретили Софи Макдональд. |
| Isabel had conceived the desire to make a tour of the tough joints, and because I had some acquaintance with them she asked me to be their guide. I did not much like the notion, because in places of that sort in Paris they are apt to make their disapproval of sightseers from another world unpleasantly obvious. But Isabel insisted. I warned her that it would be very boring and begged her to dress plainly. We dined late, went to the Folies-Bergere for an hour, and then set out. I took them first to a cellar near Notre Dame frequented by gangsters and their molls where I knew the proprietor, and he made room for us at a long table at which were sitting some very disreputable people, but I ordered wine for all of them and we drank one another's health. It was hot, smoky, and dirty. Then I took them to the Sphynx where women, naked under their smart, tawdry evening dresses, their breasts, nipples and all, exposed, sit in a row on two benches opposite one another and when the band strikes up dance together listlessly with their eyes on the lookout for the men who sit round the dance hall at marble-topped tables. We ordered a bottle of warm champagne. Some of the women gave Isabel the eye as they passed us and I wondered if she knew what it meant. | II Изабелла возымела желание поездить по злачным местам и, поскольку я был с ними немного знаком, выбрала меня в гиды. Меня эта идея не вдохновила, потому что в Париже завсегдатаи таких мест не скрывают своей враждебности к туристам из другого мира. Но Изабелла не слушала возражений. Я предупредил ее, что это будет очень скучно, и просил одеться попроще. После обеда мы на часок заехали в «Фоли-Бержер», а потом пустились в путь. Сначала я повез их в один погребок около Нотр-Дам, где собираются бандиты со своими партнершами; я был знаком с хозяином, и он освободил нам места за длинным столом, за которым уже сидели какие-то темные личности, но я заказал вина на всю компанию, и мы дружно выпили. Было жарко, дымно и грязно. Потом я повез их в «Сфинкс», где женщины, голые под кричаще нарядными вечерними платьями, не прикрывающими грудь, сидят в ряд друг против друга на двух скамьях, а когда заиграет оркестр, вяло танцуют парами, рыская глазами по лицам мужчин, сидящих за мраморными столиками вдоль стен. Мы заказали теплого шампанского. Некоторые из женщин, проплывая мимо нас, едва заметно подмигивали Изабелле, и мне было любопытно, понимает ли она эти знаки. |
| Then we went on to the Rue de Lappe. It is a dingy, narrow street, and even as you enter it you get the impression of sordid lust. We went into a cafe. There was the usual young man, pale and dissipated, playing the piano, while another man, old and tired, scraped away on a fiddle, and a third made discordant noises on a saxophone. The place was packed and it looked as though there wasn't a vacant table, but the patron, seeing that we were customers with money to spend, unceremoniously turned a couple ut, making them take seats at a table already occupied, and settled us down. The two persons who were hustled away did not take it well, and they made remarks about us that were far from complimentary. A lot of people were dancing, sailors with the red pompon on their hats, men mostly with their caps on and handkerchiefs round their necks, women of mature age, and young girls, painted to the eyes, bareheaded, in short skirts and coloured blouses. Men danced with podgy boys with made-up eyes; gaunt, hard-featured women danced with fat women with dyed hair; men danced with women. There was a frowst of smoke and liquor and of sweating bodies. The music went on interminably and that unsavoury mob proceeded round the room, th^-sweat shining on their faces, with a solemn intensity in which there was something horrible. There were a few big men of brutal aspect, but for the most part they were puny and ill-nourished. I watched the three who were playing. They might have been robots, so mechanical was their performance, and I asked myself if it was possible that at one time, when they were setting out, they had thought they might be musicians whom people would come from far to hear and to applaud. Even to play the violin badly you must take lessons and practise: did that fiddler go to all that trouble just to play fox-trots till the small hours of the morning in that stinking squalor? The music stopped and the pianist wiped his face with a dirty handkerchief. The dancers slouched or sidled or squirmed back to their tables. Suddenly we heard an American voice: 'For Christ's sake.' | Потом мы поехали на улицу Лапп. Это узкая темная улица, где вас сразу охватывает атмосфера дешевого разврата. Мы вошли в первое попавшееся кафе. Молодой человек с бледным испитым лицом колотил по клавишам, второй, старый и усталый, наяривал на скрипке, а третий извлекал нестройные звуки из саксофона. Зал был битком набит, ни одного свободного столика, но хозяин, сразу распознав в нас посетителей с деньгами, без дальних слов согнал с места какую-то парочку, пристроил их за другой столик, уже занятый, и усадил нас. Те двое, которых ради нас потеснили, обиделись и стали отпускать по нашему адресу отнюдь не лестные замечания. Танцы были в разгаре, танцевали матросы в беретах с красными помпонами, мужчины в кепи, с повязанными на шее платками, женщины зрелого возраста и совсем молоденькие, с наштукатуренными лицами, простоволосые, в коротких юбках и ярких блузках. Мужчины кружили в танце пухлых мальчиков с подведенными глазами, тощие остролицые женщины — толстушек с крашеными волосами, были и смешанные пары. В горле першило от запаха дыма, спиртного и потных тел. Музыка звучала и звучала, и неаппетитная эта толпа, эти застывшие, блестящие от пота лица двигались по комнате с какой-то старательной торжественностью, отвратительной и страшной. Мужчины почти все были тщедушные, худосочные, лишь кое-где мелькали зверского вида верзилы. Я пригляделся к музыкантам. Играли они так, словно были не люди, а заводные механизмы, и я подумал, неужели было время, когда они, только вступая в жизнь, мечтали стать великими исполнителями, на чьи концерты публика будет съезжаться со всех концов света? Ведь, чтобы стать даже скверным скрипачом, нужно брать уроки, постоянно упражняться, значит, и этот бедняга много потрудился, а ради чего? Чтобы целыми ночами играть фокстроты в этой вонючей дыре? Музыка смолкла, пианист вытер лоб грязным носовым платком. Танцоры рассыпались, растеклись, расползлись по своим столикам. И вдруг мы услышали американский голос: — Господи, это надо же! |
| A woman got up from one of the tables across the room. The man she was with tried to stop her, but she pushed him aside and staggered across the floor. She was very drunk. She came up to our table and stood in front of us, swaying a little and grinning stupidly. She seemed to find the sight of us vastly amusing. I glanced at my companions. Isabel was staring at her blankly, Gray had a sullen frown on his face, and Larry gazed as though he couldn't believe his eyes. | На другом конце зала поднялась с места женщина. Ее кавалер пытался ее удержать, но она оттолкнула его и нетвердой походкой двинулась через комнату. Она была очень пьяна. Подойдя к нашему столику, она остановилась, слегка покачиваясь, с бессмысленной улыбкой на лице. Как будто смешнее нас она в жизни ничего не видела. Я оглянулся на своих спутников. Изабелла смотрела на нее, не понимая. Грэй угрюмо насупился, а Ларри словно глазам своим не верил. |
| 'Hello,' she said. | — Привет, — сказала она. |
| 'Sophie,' said Isabel. | — Софи, — сказала Изабелла. |
| 'Who the hell did you think it was?' she gurgled. She grabbed the waiter who was passing. 'Vincent, fetch me a chair.' | — А ты думала кто? — фыркнула она и схватила за рукав пробегавшего мимо официанта. — Венсан, принеси мне стул. |
| 'Fetch one yourself,' he said, snatching himself away. | — Сама принесешь, — огрызнулся он, вырываясь. |
| 'Salaud,' she cried, spitting at him. | — Salaud! — крикнула она и плюнула в него. |
random book preview
(Maugham W., "The Razors Edge")
| Read | Читайте |
| books | книги |
| in English | на английском |
| with | с |
| paraller | параллельным |
| translation | переводом |